Осетинские нартские сказания - Страница 88

Седоголовый Татартуп был старше всех и ехал он впереди, отважный Елиа рядом с ним по левую руку, а по правую - старый март Урызмаг. Младшим был у них Уастырджи на сером своем коне, а следом за ними гурьбой ехали прочие дружки. Горы сотрясались от фырканья их коней, и грозовые облака поднимались к небу от жаркого дыхания. Полуденное солнце играет на уздечках. Долог был путь, и стали именитые нартские мужи советоваться с духами земными и небесными: ведь несколько раз обманывал старый Сайнаг наших молодых женихов! Что будем мы делать, если и на этот раз он не согласится отдать свою дочь?

И сказал тогда высокий Уастырджи дружкам, едущим за невестой:

- Мне выпала честь вывести за руку из родительского дома нашу невесту и ввести ее в дом жениха, сына Аца. Хорошо будет, если Сайнаг-алдар выдаст свою дочь добровольно, но если он заупрямится, пусть пеняет на себя. Вы все равные мне, и только просить могу я вас, давайте силой отнимем красавицу-дочь у своевольного старика, если он откажется выполнить свое обещание.

- Ой, высоко уходит вверх скала Черной горы и неприступна она. А ведь Агунда-красавица у отца своего единственная наследница. Трудно будет похитить ее у отца, - сказал Татартуп.

И отважный светлый Елиа - гонитель клятвопреступников ответил так Татартупу:

- О, Татартуп, любимец бога, ты старший в нашем свадебном поезде. Попроси для нас у бога облако летучее, и тогда испробую я, что крепче, каменная грудь Черной горы или моя отвага.

И сказал тут слово высокий Никкола:

- Светлый наш Елиа, тебе поручаем мы сокрушить Черную гору, а я и Уастырджи беремся похитить Агунду-красавицу из дома Сайнаг-алдара.

Слушая их разговор, разгневался прославленный Афсати и сказал запальчиво:

- А что же я! Разве я не мужчина! Семь могучих оленей с ветвистыми рогами, запряженных в серебряную колесницу, дожидаться будут нас у подножья Черной горы.

- Вперед поскачу я и разведаю вам путь, - сказал дух - Покровитель равнины.

- Сколько требуется угощенья на свадьбу, столько зарежу я скота, - сказал щедрый Фалвара.

- Стрелами своими изрешечу я Сайнаг-алдара, если вздумает он пуститься за нами в погоню, - обещал булатногрудый нарт Сослан.

Так, совещаясь, приблизился свадебный поезд к Черной горе. У края дороги, под грушей, сошли они со своих скакунов-авсургов. На зеленой траве, в прохладной тени деревьев, разостлали они свои белые бурки. Свежий ветер дует с гор и развевает их длинные бороды, отделяя одну волосинку от другой.

Уастырджи и Никкола снова первые, как и подобает сватам, пошли к Сайнаг-алдару. У двора Сайнаг-алдара встали небожители, а сто оленей-однолеток вбежали во двор Сайнаг-алдара.

Младшие Сайнаг-алдара устремились гостям навстречу, проворно хватают уздечки коней и помогают гостям сойти на землю.

Увидев на дворе своем оленей, Сайнаг-алдар опечалился и рассердился. Нахмуренный вышел он к гостям. Как белый шелк, седа борода его, но, словно у юноши, тонок стан и широки плечи. Красиво облегает его одежда из верблюжьей шерсти. Серебряный посох в левой руке у него.

- В здравии прибывайте к нам, гости!

- Да будет славной твоя старость, - ответили гости и оказали ему почести, подобающие по обычаю.

В гостевую пригласил их Сайнаг-алдар, на почетные места, в кресла, выточенные из слоновой кости, усадил он Уастырджи и Никкола, и они рассказали ему о том, зачем прибыли.

- О, святые духи, дорогие мои гости! День вашего посещения из всех дней моей жизни будет самым радостным для меня. Поступайте, как вам угодно. Ни слова не могу возразить я вам. Но взгляните сами, о, светлые духи, на несчастного старика, на отца осиротевшего. Ушли мои силы, наступила зима моей жизни, хрупка стала кость моя, и пошатнулся мой ум. На краю могилы стою я, и в эти хмурые дни заменяет мне лик солнца взгляд единственной дочери моей. И знаю я думу единственной малютки моей - не оставит она в одиночестве старого своего отца. Да и нужно сказать, молода она еще для того, чтобы выходить ей замуж.

Ни слова не ответили сваты на слова Сайнаг-алдара, повернулись и вышли к товарищам своим.

Пришла тут к отцу Агунда-красавица, тонок и строен стан ее, и спросила она отца, что ответил он сватам. И, узнав ответ отца, рассердилась она, сдвинула свои длинные брови, повернулась, открыла дверь своей белой, как слоновая кость, рукой, сердито хлопнула дверью и ушла из покоя отца.

Понял Сайнаг-алдар сердце дочери своей, пошел за ней следом и так ей сказал, улыбнувшись:

- О, единственная моя своевольная наследница. Полюбила ты золотую свирель и звонкие песни, полюбила оленей-однолеток с ветвистыми рогами, но вижу я, еще больше полюбила ты удальца Ацамаза, маленького сына Аца.

И велел тут Сайнаг-алдар послать за своими гостями. Вот пришли они в покои Сайнаг-алдара, и сказал тут старый Сайнаг, обращаясь к дружкам:

- Ради вас отдаю я свою дочь к нартам, в семью равных мне людей. Сыну Аца - Ацамазу - отдаю я ее.

Пригласил тут к очагу Сайнаг-алдар своих гостей. Во все стороны разослал он гонцов, и много людей собралось на пир. Целую неделю, от одного сегодня до другого сегодня, угощал Сайнаг-алдар гостей своих. Столы на серебряных ножках поставил он перед небожителями и нартами.

Три больших пирога и железный вертел с нанизанным на него ахсырфамбал - шашлыком из печенки, обернутым нутряным салом, внесли младшие Сайнага, проворно и ловко стали они обносить гостей. Подносили они гостям рога, наполненные ронгом, и расставили по столам большие двуухие кувшины, в которых пенилось, как алутон, пиво.